Публикации
В статье, представленной в мемориальном разделе журнала, автор останавливается на исследовании Л.В.Черепниным сословно-представительных органов на Руси - Земских Соборов . Сделана попытка рассмотреть деятельность этого выдающегося отечественного историка в контексте общеевропейских исследований сословного представительства.
Книга посвящена истории Китая в V- XV вв. от эпохи Лю-Чао до конца правления династии Мин. Наряду с изложением событий военно-политической истории Поднебесной в книге кратко представлены и другие аспекты развития китайской цивилизации: ремесло и торговля, наука и техника, культура и искусство, религия и философия. Кроме того, каждая глава истории Китая сопровождается вставками с кратким обзором дел Ойкумены в данный период, что позволяет синхронизировать историю Поднебесной с историей других регионов.
Дискуссии о судьбах общинной теории обретают неожиданную актуальность в связи с проблемой средневекового «коммунитаризма». Совмещение ракурсов, предложенных немецкими медиевистами (П. Бликле, О.Г. Эксле), с достижениями французских и англоязычных историков, спорящих по поводу «феодальной мутации», дает новые результаты. Процесс изменения структуры поселений был достаточно плавным, уходившим корнями в каролингскую эпоху и завершившимся в XII-XIII вв. Однако качественные изменения социальной структуры Запада, увенчавшие этот процесс, несомненны. Все пространство средневекового Запада было покрыто сетью, в ячейки которой оказалось включено большинство населения. Наряду с приходами и сеньориями к этим ячейкам относились и общины. В современной историографии некоторые авторы именуют их «общиной жителей» (communauté d'habitants), что можно перевести как «территориальная община», поскольку ее основной функцией было обеспечение исключительного доступа к ресурсам данной территории. В качестве «доказательства от противного» в статье предпринимается попытка применить это понятие к некоторым общностям, заведомо не имеющим аграрного характера.
Накануне больших потрясений: послание епископа Неверского королю Генриху II (1559)
Одним из важных источников, во многом предваряющих Гражданские войны XVI в., представляется трактат, написанный в начале 1559 г. и хранящийся в парижской библиотеке Св. Женевьевы, это «Послание, отправленное королю Генриху второму епископом Неверским. Послание от мая 1559 г.». Его автором, вероятно, является епископ Жак Неверский Спифам, а сам текст написан, очевидно, весной 1559 г., после его бегства из Франции.
В статье анализируется текст послания. В обращении к монарху автор объявляет о своем намерении дать совет, как отличить ложную церковь от истинной, объяснить, почему и как именно следует урезать многочисленные церковные бенефиции ради общего блага, и, наконец, показать путь к прекращению смут. Несмотря на последующую (пусть и скандальную) славу Жака Спифама, его «Послание…» 1559 г. не получило широкой известности и не было опубликовано. В этом нет ничего удивительного, ведь оно утратило актуальность очень быстро в связи с гибелью адресата — французского короля Генриха II.
Автор ставит вопрос о роли семьи и родственных связей в среде чиновников среднего уровня в центральной администрации России в XVIII в. Основой статьи послужили материалы тяжбы между наследниками Авраама Степановича Сверчкова и Московским университетом, которому Сверчков завещал большую часть своего имущества. Выйдя из непривилегированных социальных слоев, А.С. Сверчков, исключительно благодаря личным дарованиям и заслугам, получил престижное положение (в течение более 20 лет он руководил канцелярией Уложенных комиссий) и приобрел статус потомственного дворянина. Автор приходит к выводу, что для чиновников типа Сверчкова приоритетную ценность получила нуклеарная семья - в отличие от ситуации XVII в., когда вертикальные родовые связи имели большее значение. Родственные связи за пределами узкого семейного круга, который включал дочерей и зятя А.С. Сверчкова, Ивана Ивановича Юшкова, сознательно минимизировались или отсекались. «Социальный капитал» подобной семьи зависел от карьерных успехов и материального благополучия двух поколений (детей и родителей), которые были встроены в сложную систему социальных контактов разного типа (дружеских, служебных и т.д.).
Статья посвящена общим проблемам научной деятельности историков. Отталкиваясь от лекции Макса Вебера «Wissenschaft als Beruf», прочитанной студентам Мюнхенского университета в 1917 г., автор поднимает вопрос о критериях работы историков как ученых.
The Peter the Great’s cultural policy is generally regarded as a decisive break with the past ushered in at the autocrat’s behest with no heed paid to public opinion. This is particularly true of measures aimed at the Europeanization of Russian subjects’ grooming and dressing habits. The notorious Petrine beard shaving dictate has long been a symbol of the radical changes implemented by the Tsar-Transformer and the violent nature of such policies. Historians have based their findings primarily on top-down legislative acts, but since no one has carried out an in-depth analysis of the actual implementation of Peter’s decrees in situ, there became entrenched in the historiography and in the public consciousness alike a prevailing assumption that Peter’s beard shaving policy was implemented in one blow and immediately led to “positive” results. The question of specific historical actors’ personal attitudes toward Peter’s innovations has also been neglected by students of the Tsar-Transformer’s reign.
The article reconstructs the lives of Siberian deti boiarskie Ivan and Fëdor Tomilov and their immediate descendants within the framework of the current historiographical debate on the descriptive principles of Russian society in the early modern era. From the mid seventeenth century to the early 1720s, the Tomilov brothers specialized in running peasant settlements (slobody). They very often got appointed in settlements where they had vested economic interests. Their careers are characteristic of only part of Siberian deti boiarskie: this points to the existence of variations in the types of service and in lifestyles within this social category. It comes out from the various descriptions of conflicts recorded in the Verkhotur´e governor’s office and Siberian Chancellery archives that the Tomilovs enjoyed support from members of various social groups who, for some of them, were relatives. At the same time, opponents from lower rungs (belomestnye cossacks, peasants) did not forget their lower social status. The Tomilovs, thanks to their connections with members of other social groups, successfully adapted to the state’s social legislation, which sometimes proved disadvantageous. However, after Peter’s reforms, Ivan’s descendants, who served in the newly formed Tobol´sk Dragoon Regiment, had less difficulty keeping their privileged status than Fëdor’s, who held on to their traditional way of life as deti boiarskie running settlements. Thus, biographical and microhistorical approaches permit both to problematize and corroborate the “grand narratives” of social history based on traditional terminology and focusing on state policy.
Как сторонники французского абсолютизма или «новой монархии» (рационально организованной и строго централизованной власти) относились к историческому наследию средневековых саморегулирующихся структур: корпораций, коммун, представительных учреждений? Для ответа на этот вопрос были выбраны сочинения двух авторов. Это — адвокат Рауль Спифам, автор необычного проекта усовершенствования всей системы королевского законодательства (Dicaearchiae Henrici Regis christianissimi progymnasmata. Paris, 1556) и его младший современник адвокат Этьен Паскье, известный историк-эрудит. Его «Розыскания о Франции (Les Recherches de France.) неоднократно переиздавались и дополнялись с 1560-х гг. до начала XVII в. При всем различии авторов, в их отношении к традиционным саморегулирующимся социальном-политическим структурам прослеживается нечто общее. Эти структуры находятся на периферии их интересов. К некотором, например, к ассамблеям Штатов отношение негативное, к другим, например, к университетским корпорациям — формально уважительное или нейтральное. Однако имплицитно оба автора по-прежнему отводят самоорганизующимся ячейкам общества роль базовых структур, на которые затем накладываются королевские административные органы. Во всяком случае альтернативы им на низовом уровне управления не предлагается. В этом отношении труды Спифама и Паскье можно считать «доказательством от противного» роли самоорганизующихся социальных структур в жизни Западного общества.
В изучении российского дворянства послепетровского периода XVIII в. сохраняется, уже не первое десятилетие, несколько парадоксальная ситуация. С одной стороны, историки приложили немало усилий для реконструкции общих количественных и качественных параметров этой социальной группы: выявили основные факторы, определявшие особенности ее формирования с момента введения Табели о рангах, описали процессы экономического и, особенно, культурного расслоения в дворянской среде, проанализировали модификации, по сравнению с допетровским периодом, таких основополагающих дворянских понятий как служба, чин и честь. С другой стороны, историография крайне бедна исследованиями, описывающими конкретные условия интеграции в дворянскую среду отдельных семей из иных социальных групп, и особенно в тех случаях, когда трамплином социальной мобильности оказывалась не военная, а гражданская служба. Строго говоря, чтобы представить себе, каким образом сыновья пресловутых мелких подьячих и священников Москвы и, особенно, провинции, выходили во дворяне в послепетровское время, мы до сих пор опираемся преимущественно на литературные источники, такие как мемуары Гавриила Добрынина или поэма «Мертвые души». Основная причина этого заключается, очевидно, в недостатке, чтобы не сказать в отсутствии, источников личного происхождения. Авторы данной статьи предприняли попытку проследить историю рода днепровских казаков Шагаровых, части которого удалось интегрироваться в российское дворянство путем непростой комбинации экономического предпринимательства, торговли, ростовщичества, гражданской службы и культурной адаптации на протяжении нескольких поколений, начиная с конца XVII в.
Литературные произведения о легендарном французском воре Луи-Доминик Картуше и о «российском Картуше» Ваньке Каине занимают особое место в истории массовой литературы России второй половины XVIII – XIX вв. Вместе с тем, исторические прототипы этих двух взаимосвязанных персонажей изучены явно недостаточно. В данной статье представлены новые биографические данные о Л.-Д. Картуше и И.О. Каине, полученные в результате разысканий в архивах Франции и России. Эти сведения позволяют по-новому взглянуть на литературные произведения о Картуше и Каине, отличить исторические реалии от художественного вымысла, провести сравнительный анализ механизмов формирования их литературных героев.
В 1543 г. ректор Парижского университета Пьер Галанд, впоследствии член «корпорации королевских лекторов в Парижском университете» (прообраз современного Collège de France), руководствуясь аргументами гуманистического толка, попытался реформировать курс философии на факультете свободных искусств. Но реформа встретила ожесточенное сопротивление со стороны парижских теологов и провалилась. Кем были основные действующие лица этого конфликта? Чем объяснялась выбранная ими позиция? Обращение к нотариальным актам университетских деятелей и к институциональным аспектам университетской истории позволяют увидеть в этой коллизии нечто новое.
«Лис знает много, еж — одно, но важное» — это высказывание Архилоха сэр Исайя Берлин успешно применил для классификации писателей и философов. Такое противопоставление стало популярно и у историков науки, и у теоретиков менеджмента. На «трудяг» и «креативщиков» можно разделить, наверное, любое профессиональное сообщество; однако создается впечатление, что особо применимы подобные этикетки к историкам. Но насколько взаимосвязанными оказываются эти группы? Как они относятся друг к другу? Как реализуются их характеристики в профессиональной деятельности историков? Предлагаемая книга представляет собой рассуждения вокруг этой темы.
В представленной статье отражены результаты исследования московской корпорации присяжной адвокатуры. Особый акцент сделан на анализе социального происхождения, конфессиональной принадлежности и образовательной траектории рядовых членов корпорации. Указанные характеристики выявлены на основании материалов архива Московского университета, а также обобщенных сведений городской и корпоративной статистики.
Отчет первого российского посольства во Францию (10—17 декабря 1615 г.) до сих пор упоминался историками главным образом как пример неудачного начала долгой истории русско-французских межгосударственных отношений. Однако с учетом форс-мажорных обстоятельств — во Франции фактически началась гражданская войной, когда мятежники во главе с принцем Конде действовали в окрестностях Бордо, где находился королевский двор по случаю брака Людовика XIII с испанской инфантой Анной Австрийской — посольство можно считать вполне успешным. Послам удалось добиться аудиенции у молодого короля с соблюдением необходимого церемониала и вопреки принятому во Франции дипломатическому протоколу, а также получить ответное письмо с перечислением всех царских титулов. Русские дипломаты собрали ценные и достаточно точные сведения о политическом состоянии Франции, ее отношениях с основными европейскими державами, пограничных конфликтах. Но во фрагменте, содержащем краткий исторический экскурс в историю Религиозных войн, послы допускают столь много неточностей, что случайный характер ошибок исключается. В статье ставится вопрос о природе подобных искажений. Делаются предположения о тенденциозной подаче исторического материала информаторами послов — переводчиками, предоставленными правительством Нидерландов, французскими гугенотами, сторонниками принца Конде. Многое представлено таким образом, что дискредитируется придворная «испанская партия», сторонники сближения с Габсбургами, на них возлагается вина за развязывание Религиозных войн. В статье высказывается предположение, что главный переводчик посольства был связан с протестантским родом Колиньи-Шатийонов и поэтому преувеличивал их роль в конечной победе Генриха IV. И все же, если вынести за скобки все политически-мотивированные искажения, картина, представленная послами, странным образом напоминает ход событий русской Смуты в официальной ее версии. Главная причина — трагическое пресечение старой династии, интриги и заговоры «ближних людей», вмешательство соседних государей, приглашенных «думными людьми». Воцарение нового монарха, из рода, связанного со старой династией по женской линии (послам абсолютно не известны принципы престолонаследия во Франции — «Салический закон») вселяет надежду на восстановление престижа страны, несмотря на продолжение локальных столкновений. Характерно, что в этой схеме нет места ни религиозному аспекту конфликта, ни фактору народных восстаний, ни роли представительных органов. Вряд ли подобные аберрации были преднамеренным актом. Скорее можно предположить, что в условиях крайнего дефицита времени, большой объем незнакомой информации (не представляющей жизненно важной ценности для успеха посольства) раскладывался послами по готовым формам, определяясь привычным интерпретационным матрицам. Но в таком случае любопытно, что версии умиротворения французской (а, подспудно, и русской) смуты значительно отличаются от современных взглядов на эти события.
В статье представлен подробный анализ материалов тематического выпуска журнала "Анналы", посвященного социальным статусам.
